— Произошло много всякого, и я был очень занят.
— Чем?
Я вздохнул. Знал, к чему идет разговор.
— Делами, о которых я не могу говорить.
— Конечно.
Несмотря на все спокойствие и холодность в ее голосе, я знал, что под всем этим бурлит ярость. Одно неверное слово выпустит ее наружу. Так же как и молчание. Так что можно напрямик задать мой вопрос.
— Молли, причина, по которой я пришел сегодня…
— О, я знала, что должна быть какая-то особенная причина, чтобы ты наконец появился. Единственное, что меня на самом деле удивляет, это я сама. Почему я здесь? Почему каждый день после работы я возвращаюсь прямиком в свою комнату и жду, что ты вдруг придешь. Я могла бы заняться чем-нибудь другим. В последнее время в этом замке хватает менестрелей и кукольников, принц Регал об этом позаботился. Я могла бы сидеть у одного из очагов с другими слугами и наслаждаться развлечениями, вместо того чтобы торчать здесь в одиночестве. Или я могла бы делать какую-нибудь работу. Повариха разрешила мне пользоваться кухней, когда там не самое горячее время. У меня есть фитили, травы и сало. Мне бы следовало использовать их, пока травы еще не выдохлись. Но нет, я здесь, наверху, на тот случай, что ты вспомнишь обо мне и придешь провести со мной несколько минут.
Я стоял как скала под сокрушительными волнами ее слов. Больше я ничего не мог сделать. То, что Молли говорила, было правдой. Пока она переводила дыхание, я смотрел себе под ноги. Когда она заговорила снова, ярость в ее голосе утихла и сменилась чем-то худшим — горем и растерянностью.
— Фитц, это так трудно. Каждый раз, когда я думаю, что уже успокоилась, я заворачиваю за угол и обнаруживаю, что снова надеюсь. У нас никогда ничего не будет, правда? Никогда не будет времени, принадлежащего только нам, никогда не будет места, в котором мы будем хозяевами. — Она опустила глаза, кусая нижнюю губу. Когда Молли снова заговорила, голос ее дрожал. — Я видела Целерити. Она красивая. Я даже нашла повод, чтобы заговорить с ней. Я спросила, не нужно ли им еще свечей для их комнат… Она ответила застенчиво, но вежливо. Поблагодарила меня за заботу — мало кто здесь делает это. Она… она славная. Леди. О, они никогда не дадут тебе разрешения жениться на мне. И сам ты не захочешь жениться на служанке.
— Ты для меня не служанка, — ответил я тихо. — Я никогда так о тебе не думал.
— Тогда кто же я? Я не жена.
— В моем сердце — жена, — сказал я горестно.
Это было жалким утешением. Мне было стыдно, что Молли приняла его, подошла и уткнулась лбом в мое плечо. Несколько мгновений я бережно обнимал ее, потом притянул ближе. Когда она прижалась ко мне, я тихо сказал:
— Я хочу спросить тебя кое о чем.
— О чем?
— Ты… ждешь ребенка?
— Что? — Она отстранилась, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Ты носишь моего ребенка?
— Я… нет. Нет, не ношу… Почему ты вдруг спросил?
— Мне просто пришло в голову. Вот и все. Я хотел сказать…
— Я знаю, что ты хотел сказать. Если бы мы были женаты, а я не была бы уже беременна, соседи начали бы качать головами, глядя на нас.
— Правда?
Раньше эта мысль никогда не приходила мне в голову. Я знал, что некоторые уже спрашивают, не бесплодна ли Кетриккен, если она не смогла зачать после года супружества, но вопрос о ребенке будущей королевы действительно касался каждого. Я никогда не думал о том, что соседи всегда с ожиданием наблюдают за новобрачными.
— Конечно. К этому времени кто-нибудь наверняка уже предложил бы мне рецепт чая, полученный давным-давно от старушки-матери, или порошок из клыка кабана, чтобы вечером подсыпать в твой эль.
— В самом деле? — Я крепче прижал ее к себе, глупо улыбаясь.
— Угу, — улыбнулась она в ответ. Улыбка медленно угасла. — На самом деле, — сказала Молли тихо, — есть другие травы, которые я использую, чтобы наверняка не забеременеть.
Я уже почти забыл, как Пейшенс бранила меня в тот день.
— Некоторые такие травы, как я слышал, могут повредить женщине, если принимать их слишком долго.
— Я знаю что делаю, — сказала Молли ровно. — А кроме того, какой у нас выход? — добавила она.
— Никакого.
— Фитц. Если бы сегодня я сказала «да», если бы я была беременна… что бы ты сделал?
— Не знаю. Я не думал об этом.
— Подумай об этом сейчас, — умоляюще сказала она.
Я медленно заговорил:
— Думаю, что я каким-то образом нашел бы для тебя место… где-то…
Я бы пошел к Чейду, я бы пошел к Барричу, я бы молил о помощи. Внутренне я онемел при мысли об этом.
— …Безопасное место. Не в Оленьем замке. Может быть, вверх по реке. Я бы приезжал к тебе, когда мог. Каким-то образом я бы заботился о тебе.
— Ты бросил бы меня, вот что ты сказал. Меня и нашего… моего ребенка.
— Нет! Я спрятал бы тебя в надежном месте, где никто не стал бы позорить тебя или насмехаться над тобой за то, что у тебя есть ребенок, но нет мужа. И когда смог, я приезжал бы к тебе и к нашему ребенку.
— Ты никогда не допускал, что ты поедешь с нами? Что мы прямо сейчас можем уехать из замка, ты и я, и подняться вверх по реке?
— Я не могу оставить замок. Я уже объяснил это тебе всеми способами, которые мог придумать.
— Я знаю. Я пыталась понять, но не смогла.
— Работа, которую я делаю для короля, такова, что…
— Перестань ее делать. Пусть этим займется кто-нибудь другой. Поезжай со мной, и мы будем жить нашей собственной жизнью.
— Я не могу. Это не так просто. Мне не позволят уехать.
Каким-то образом мы отошли друг от друга. Молли сложила руки на груди.
— Верити уехал. Почти никто не верит, что он вернется. Король Шрюд слабеет с каждым днем, и Регал готовится стать королем. Если Регал испытывает к тебе хотя бы половину тех чувств, о которых ты говорил, почему же ты хочешь остаться здесь? Почему он этого хочет? Фитц, неужели ты не видишь, что все разлетается на части? Ближние острова и Причальный — только начало. Пираты на этом не остановятся.
— Тем больше причин для меня оставаться здесь. Чтобы работать и чтобы, если потребуется, сражаться за всех наших людей.
— Один человек не может остановить это, — заметила Молли. — Даже такой упрямый, как ты. Почему бы тебе не отбросить твое упрямство и не начать сражаться за нас? Почему мы не можем убежать вверх по реке, в глубь страны, подальше от пиратов, к нашей собственной жизни? Почему мы должны отказываться от всего ради безнадежного дела?
Я не мог поверить, что слышу такое от нее. Если бы это сказал я, это было бы изменой. Но Молли говорила так, словно речь шла о простом здравом смысле, словно она, я и ребенок, которого пока что нет, были важнее, чем король и Шесть Герцогств, вместе взятые. Так я и сказал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});